К забегаловке, к единственному зданию в округе, электрические огни которого хоть как-то рады вас видеть. А куда же ещё?
Нет, конечно вон там, поодаль, под полупотухшим уличным, а скорее уже шоссейным, фонарем, виднеется темный и пустой бетонный короб остановки какого-то уже загородного транспорта, который потенциально обещает вам продолжение вашего бесцельного путешествия. Но коробка эта, во первых расположена, пожалуй, далековато от вас, а во-вторых, каким-то непостижимым образом умудряется, всем своим видом, демонстрировать одновременно и тревожную опасность, словно в тени её козырька скрываются некие злоумышленники, и бесприютную заброшенность, будто все маршруты транспорта, уже давным-давно сместили свои русла подальше от неё.
Но даже если вы проявите предосудительное упрямство и презрев соблазн манящих огней закусочной, дотащите до этой остановки свое подуставшее тело, то все что вас ждет там, это картонка расписания, на украшенной бахромой спам-объявлений, стенке. И в какой бы час вечера какого дня вы бы не оказались тут, путаные цифры этого расписания, бесстрастно сообщат вам, что последний автобус маршрута номер «обколотый угол картонки» покинул это место где-то за пол часа до вашего прихода.
Будь вы постоянным посетителем этих пустошей, такая регулярная, независящая от часа посещения, недоброжелательность по отношению к вам, одного и того же потрепанного куска картона, наверняка бы вас удивила. Но здесь не бывает постоянных посетителей. И вот вы уже не удивленный, а только раздосадованный, направляете свои уставшие от этой дурацкой, ненужной прогулки, шаги к, последнему заслуживающему тут внимания, ориентиру.
Если вы прибыли сюда хоть немного засветло, то вы можете заметить, что последняя полоска Солнца, стремительно тонет за горизонтом, словно в какой то зависимости от вашего приближения к заведению общепита. Может даже оказаться, что остановись вы или начни пятится, то и само потухающее Солнце повторит ваши действия. Но разумеется вы взрослый, здравомыслящий человек, ничуть пока не пьяный, и вы не станете тратить остатки своих сил на такие глупые и бесполезные эксперименты.
К тому моменту когда вы подойдете к крыльцу «На отшибе» темнота уже сгустится до ночного состояния. Но благодаря какой-то оптической иллюзии, казавшиеся из далека такими яркими квадраты витрин «стекляшки», не станут ярче, а наоборот, потускнеют настолько, что через их пыльную поверхность можно будет различить только то, что заведение все ещё является работающей забегаловкой, и вроде внутри теплица ещё какая-то, соответствующая этому статусу, жизнь.
Тусклого света витрины, и столь же тусклого фонаря неподалеку, хватает, лишь на то, что бы осветить обшарпанный фасад, и пятачок потрескавшегося асфальта перед ним. На самой границы круга света можно увидеть старую «Ниву», цвета столь невзрачного, будто она сделана из того же грязного асфальта н котором стоит. Сразу за ней, возвышается, столь же повидавший виды фургон. На торчащим над крышей «Нивы» горбе его кузова виден обшарпанный плакат-наклейка. Незатейливое рекламное полотно демонстрирует нам две разнополых детских мордочки. С выражением вожделения, несовместимого со здоровым рассудком, дети пялятся на полуразвернутый невзрачный шоколадный батончик. Даже опытная рука рекламного фотографа, не смогла придать ему привлекательность оправдывающую одержимость им детских голов.
Вы уделяете этому рекламному полотну столь много секунд незаслуженного внимания, только потому что больше тут рассматривать и нечего. Настолько нечего, что вам начинает казаться, что в непроглядной темноте за освещенным кругом асфальта вдруг больше ничего не осталось. Не просто темное беззвездное небо слиплось с темной землей, а пропали пропадом высокие, глухие заборы и все что за ними, брошенные авто перед ними, дурацкая бетонная остановка. Остались где-то в другом мире и пригород и город и все ваши планы несбывшиеся и те что не сбудутся. А здесь есть только вы, ваш рюкзак, уличный фонарь две машины, да фасад забегаловки, плавающие в беспросветной черноте космоса на островке асфальта, освещенного последним светом во вселенной. Это глупое иррациональное ощущение становится таким ярким и убедительным, что, внезапно, вам становится страшно обернутся, чтоб не увидеть за спиной осыпающийся край этого острова, бесшумно уносящиеся во тьму куски серого асфальта, комья земли и обломки каких-то подземных коммуникаций. Так и не собравшись с духом что бы обернутся, вы встряхиваете головой, что бы согнать с себя дурацкое наваждение, и решительно сосредотачиваете свое внимание на крыльце заведения.
Крыльцо как крыльцо. Стандартное и обыденное. И это вас немного успокаивает. Меж двух грязных окон-витрин, на протертой многими ногами бетонной ступеньке, под коротким, бесполезным козырьком навеса, располагается обшарпанная дверь, со небрежно зачиненными следами неумелых, видимо пьяных, попыток взлома, рядом с крепким новым замком. Пластиковая табличка на двери, цифрами и квадратиками, гостеприимно информирует вас, что заведение работает в режиме двадцать четыре на семь. Слева от двери стоит, на одной ноге, полупустая урна. За её край цепляется отогнутой крышкой, большая консервная банка без этикетки, плотно, с горкой, забитая разнообразной коллекцией окурков, от папиросных гильз, до, измазанных в помаде, тонких былинок дамских сигареток. Единственное на что годится козырек над дверью, так это служить фундаментом для мутной электрической вывески, сообщающей нам и название данного заведение и его местоположение. Кое где облупившаяся красная пленка, вырезана в форме размашистых, наклонных букв, узнаваемого шрифта который наверняка называется «магазинный», «вывесковый» или как-то типа того. Несколько лампочек, под матовым пластиком, мигают, предательски выдавая расположение остальных своих собратьев.
Это все. Больше тут рассматривать нечего и незачем. С подобающей моменту решимостью, вы хватаетесь за хромированное коромысло дверной ручки и распахивает дверь дернув её на себя.
Продолжение следует.