ножичек для Аверченко.
В студенческие годы, я “играл” и даже “ставил” что то из Аверченко, в студенческом же театре. Уже сейчас и не вспомню что, но помню что было славно и весело.
Потом долго пытался добраться до пресловутой “Дюжины ножей”, да так и не добрался.
Наткнулся на так называемое “Приятельское письмо Ленину от Аркадия Аверченко”. Понял что и не хочу добираться до “Ножей”. Ибо передо мной был вовсе не тот Аверченко которого я ставил в детстве, а тот которого Ленин охарактеризовал как “озлобленного почти до умопомрачения белогвардейца”. Озлобленный и до омерзения жалкий к тому же.
Возможно кто то меня обвинит в предвзятости, я, и в правду, не над конфликтом Гражданской. Я ведь красный. Но я ведь красный не только по наследству, я выбрал себе эту позицию много думая над ней.
Разве мало сейчас “белых” сопляков, “хрустящих булкой” и выдумывающих себе дедушку красивого есаула, вместо того настоящего но такого убогого босякак которого расстреляли деникинцы в 19ом?
И Аверченко жалок в своей злобе. И не его в этом вина. Цитируя ту же статью Ленина. “Аркадию Аверченко не понять, за что.”
Многим из его круга непонятно было за что им тогда. Многим сегодня не понятно за что им тогда. Завтра новому кругу будет снова не понятно за что им опять навешали.
Ленин пишет об одном из рассказов сборника.
“Есть прямо-таки превосходные вещички, например, “Трава, примятая сапогами”, о психологии детей, переживших и переживающих гражданскую войну.”
Дедушка Ильич плохого не посоветует. И поскольку “некоторые рассказы, по-моему, заслуживают перепечатки. Талант надо поощрять.” Поощрим талант действительно талантливого писателя Аверченко.
Прочли? И я прочел. Милейшее произведение. Такой трогательной и искренней нежности к детям не читал с… Пожалуй со времен чтения писем Дзержинского сестре. Напоминает вот этот, любимый мной, дореволюционный рассказ того же автора.
И всё бы оно так, но есть в произведении строчки резанувшие мне глаз.
“— Ты знаешь, какого мне достань котёночка? Чтоб у него был розовенький носик и чёрненькие глазки. Я ему голубенькую ленточку с малюсеньким таким золотым бубенчиком привяжу, у меня есть. Я люблю маленьких котёнков. Что же я, дура! Я и забыла, что мой бубенчик был с маминым золотом в сейфе, и коммунисты его по мандату комфина реквизировали!”
С маминым золотом. С золотом в сейфе. Золотом.
Мама, понятно, из тех что “хотели чтоб не было бедных” (она же положительный, хоть и мимолетный персонаж), но сами каким то удивительным образом оставались богатыми.
Восемь с половиной лет девочке. В восемь мой дед кажется все ещё учился те три года церковно приходской, что были положены ему как простолюдину. Или уже бегал по железнодорожным насыпям путевым обходчиком. Когда он скатывался с них маленькие кусочки шлака застревали в царапинах и после из них получалось что то типа абстрактных татуировок. Ко времени действия рассказа он уже учился в артиллерийском училище. А возможно и закончил его. Возможно это его снаряды рвутся за рекой. в 17ом ему было 17ть.
А кому то 8 с половиной. Но вот только не у всех детей знающих как именно строчит пулемет была мама у которой совсем недавно было золото в сейфе. Не будь 17го эти дети бы так и выросли неподалёку, не от реки, а от того самого сейфа, не задумываясь особо откуда в нем берётся золото. Но возможно, чуть позже им, так же как и их родителям пришлось бы задаваться вопросом “за что нас так?”
Воображение мне без труда рисует малютку дочь какого нибудь абромовича-чубайса, сидящую у речки и вспоминающую о том что её бубенчик остался в сейфе вместе с папиными акциями. А рядом остановившись в своем драпе за рубеж, присядет милейший писатель. Он будет сидеть и умилятся её локонами и сравнивать малютку с травкой по которой прошлись “хамы в огромных тяжёлых сапожищах, подбитых гвоздями”.
Вы знаете любезный мой писатель, у “хамов” тоже бывают дети. Вы бы знали об этом если бы имели привычку смотреть себе под ноги.
Когда я говорил о третьей “РАСЧЛЕНЁНКЕ” я не шутил.
99) Френдлента
